Цитаты Владимира Высоцкого

Пугаюсь я, слетает хмель при роковой отметке тридцать семь. Под ложечкой засосало и холодком подуло, Пушкин в тридцать семь погиб, а Маяковский выстрелил из дула.

Утро мудренее – скажешь тоже. Утро в тумане, как-то не так, голова трещит и нет веселья. Куришь неправильно и натощак, горькую лакаешь также с похмелья.

Поднялся на пик – вселенная у ног твоих. Ты счастлив и горд, но завидно за других, восхождения у которых еще предстоит. – Владимир Высоцкий

Свободного падения нельзя допустить – пустота и свобода обманчива.

Распишитесь тут и там – тексты не читая, голосуйте за меня – рук не опуская.
Не изменим ничего – моя хата с краю, недосуг играть в любовь – главных выбирая.

В. Высоцкий: В лихое время несемся мы вскачь, чтоб счастье земное найти. В погоню летим, убегающий взгляд проносится мимо пути. Но тряска порой выбивает с седла отважных своих седоков. Отряд не заметил потерю бойца среди лошадей и подков.

Чтобы подольше сохранить, нужно все в уголку тихонько сложить.

Проникновенье русских по планете приятно очень вдалеке – в берлинском и миланском туалете на стенах записи на русском языке.

Продолжение красивых цитат Владимира Высоцкого читайте на страницах:

Нас всегда заменяют другими, чтобы мы не мешали вранью.

Я не люблю уверенности сытой, уж лучше пусть откажут тормоза. Досадно мне, коль слово честь забыто и коль в чести наветы за глаза.

Я думаю – ученые наврали, – прокол у них в теории, порез: развитие идет не по спирали, а вкривь и вкось, вразнос, наперерез.

Купола в России кроют чистым золотом – чтобы чаще Господь замечал.

Украду, если кража тебе по душе – зря ли я столько сил разбазарил?! Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял!

При власти, деньгах ли, при короне ли – судьба людей швыряет как котят.

Сколько слухов наши уши поражает, сколько сплетен разъедает, словно моль.

Когда я вижу сломанные крылья, нет жалости во мне, и неспроста: я не люблю насилье и бессилье, вот только жаль распятого Христа.

Каждый волхвов покарать норовит, а нет бы – послушаться, правда?

Я признаюсь вам, как на духу – такова вся спортивная жизнь: лишь мгновение ты наверху и стремительно падаешь вниз.

Надо, надо сыпать соль на раны, чтоб лучше помнить, пусть они болят.

Мы успели: В гости к богу – не бывает опозданий. Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!

Будут с водкою дебаты, – отвечай: Нет, ребята-демократы, – только чай!

Ясновидцев – впрочем, как и очевидцев – во все века сжигали люди на кострах.

Без любви и жизни нет, и воздух тяжек.

Эх, святые, вам поклон, грешных надоумили, и родители мои зачать меня надумали…

Когда ученье спорит с фактом, цена ему – медный грош.

Какой бы не была дорога, важно лишь то, куда она ведет.

Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.

Все жили вровень, скромно так: система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная. Здесь на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка, здесь я доподленно узнал, по чём она копеечка.

И нас хотя расстрелы не косили, но жили мы поднять не смея глаз, – мы тоже дети страшных лет России, безвременье вливало водку в нас.

Утро вечера мудренее, но и в вечере что-то есть.

Мы многое из книжек узнаём, а истины передают изустно: пророков нет в отечестве своём, – да и в других отечествах – не густо.

Жених годился ей в отцы, и как оказалось, это было единственным, на что он годился.

Словно мухи, тут и там, ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам.

В Русском царстве и прогнивать-то уже нечему!

Ничто не истинно, все вертится друг вокруг друга.

Лишь рядом с небом может жить свобода.

Ходу, думушки резвые, ходу, слово, строченьки милые, слово!

Эх, напиться б одному, да в тиши посидеть! Но бывает лишь так, что курить – так вдвоем, а распить так втроем. Одному лишь рожденье, да смерть.

Слова бегут им тесно – ну и что же! – Ты никогда не бойся опоздать. Их много – слов, но все же, если можешь – скажи, когда не можешь не сказать.

Безразличие как дверь, что душу защищает от клеветы и злых людей.

Сыт я по горло, до подбородка – даже от песен стал уставать, – лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать!

Не вернутся они, никогда-никогда, там останутся самые близкие. А вернутся лишь те для кого ерунда моя жизнь, моя боль, мои мысли.

Ведь Земля – это наша душа, сапогами не вытоптать душу!

Кто без страха и упрёка – Тот всегда не при деньгах.

Слухи по России верховодят и со сплетней в терции поют. Ну а где-то рядом с ними ходит правда, на которую плюют.

У братских могил нет заплаканных вдов – сюда ходят люди покрепче, на братских могилах не ставят крестов.

Но разве от этого легче?

Нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И пропасть на дне колодца, как в Бермудах навсегда.

Нас всегда заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью.

Настоящих буйных мало – Вот и нету вожаков.

Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые…

Не страшно без оружия – зубастой барракуде,
Большой и без оружия – большой, нам в утешенье,-
А маленькие люди – без оружия не люди:
Все маленькие люди без оружия – мишени.

Но даже светлые умы
Все размещают между строк:
У них расчет на долгий срок…

Но родился и жил я и выжил,
Дом на Первой Мещанской в конце.
Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
Соседушка с соседушкою баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
На тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка.

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев –
Во все века сжигали люди на кострах.

Они сочувствуют слегка
Погибшим – но издалека.

Потому что любовь – это вечно любовь
Даже в будущем вашем далеком.

При власти, деньгах ли, при короне ли –
Судьба людей швыряет как котят.

Пусть нет звезды тусклее, чем у них, – Уверенно дотянут до кончины – Скрываясь за отчаянных и злых,
Последний ряд оставив для других – Умеренные люди середины.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.

Слова бегут, им тесно – ну и что же!
Ты никогда не бойся опоздать.
Их много – слов, но все же если можешь
Скажи, когда не можешь не сказать.

Словно мухи, тут и там,
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам.

Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше
Если терем с дворцом кто-то занял.

Стал метро рыть отец Витькин с Генкой,
Мы спросили: – зачем? Он в ответ,
Мол, коридоры кончаются стенкой,
А тоннели выводят на свет.
Пророчество папашино не слушал Витька с корешом:
Из коридора нашего в тюремный коридор ушел.
Да он всегда был спорщиком, припрешь к стене – откажется
Прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется.

Стрельбе, азарту все цвета,
Все возрасты покорны:
И стар и млад, и тот, и та,
И – желтый, белый, черный.

Суета всех сует – всё равно суета.

Так многие сидят в веках
На берегах – и наблюдают
Внимательно и зорко, как
Другие рядом на камнях
Хребты и головы ломают.

Тишина, только чайки, как молнии
Пустотой мы их кормим из рук
Но наградою нам за Безмолвие
Обязательно будет Звук.

Толка нет от мыслей и наук,
Когда повсюду – им опроверженье.

Тот, кто руль и вёсла бросит,
Тех Нелёгкая заносит –
Так уж водится!

Ты уймись, умийсь тоска,
У меня в груди!
Это – только присказака
Сказка – впереди.

У братских могил нет заплаканных вдов
Сюда ходят люди покрепче,
На братских могилах не ставят крестов…
Но разве от этого легче?

Удивительное рядом, но оно запрещено!

Утро вечера мудренее, но и в вечере что-то есть.

Утро мудренее!
Но и утром все не так
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьёшь с похмелья.

Это не горе –
Если болит нога.

Эх вы парни, про вас нужно повесть,
Жалко, повестей я не пишу.

Я думаю – ученые наврали, – Прокол у них в теории, порез:
Развитие идет не по спирали,
А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.

Я дышу – и, значит, я люблю!
Я люблю – и, значит, я живу!

Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.

Я согласен бегать в табуне –
Но не под седлом и без узды!

Ясновидцев – впрочем, как и очевидцев
Во все века сжигали люди на кострах.