Цитаты из Тихий Дон

Умная у тебя голова, да дураку досталась. – Григорий Мелехов

Тут без водки не разберешься

Плохая воля все-таки лучше хорошей тюрьмы

Животное без потребы нельзя губить, а человека уничтожай. Поганый он, человек. Нечисть, смердит на земле, живет вроде гриба-поганки.

А было так: столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались, нравственно искалеченные. Это назвали подвигом.

Остроты с глазу на глаз тогда хороши, когда их не читает чужой.

Перемены вершились на каждом лице, каждый по-своему вынашивал в себе и растил семена, посеянные войной

Баба – кошка: кто погладил – к тому и ластится

Травой зарастают могилы, — давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших, — время залижет и кровяную боль, и память тех, кто не дождался родимых и не дождётся, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы…

Война войной, но без хлеба жить тоже скушно

Мне весело и хорошо оттого, что день, подсиненный безоблачным небом, тоже весел и хорош; оттого, что на душе вот такой же синий покой и чистота. Мне радостно, и больше я ничего не хочу.

Сучка не захочет – кобель не вскочит

Слепой сказал: «Посмотрим». – Григорий Мелехов

И, как всякий безграмотный человек, ты имеешь необъяснимое пристрастие к звучным иностранным словам, употребляешь их к месту и не к месту, искажаешь невероятно, а когда на штабных совещаниях при тебе произносятся такие слова из специфически военной терминологии, как дислокация, форсирование, диспозиция, концентрация и прочее, то ты смотришь на говорящего с восхищением и, я бы даже сказал, с завистью

 

В ладной фигуре ее и в лице была та гаснущая, ущербная красота, которой неярко светится женщина, прожившая тридцатую осень. Но в насмешливых холодноватых глазах, в движениях она еще хранила нерастраченный запас молодости.

Не лазоревым алым цветом, а собачьей бесилой, дурнопьяном придорожным цветет поздняя бабья любовь.

— Я тебе противен после всего этого, правда?
— Это было испытание.
— Чему? Выдержке?
— Нет, чувству. – Анна Погудко, Анна Погудко

Казакам плакать – великий стыд

Как пахнут волосы у этих детишек! Солнцем, травою, теплой подушкой и еще чем-то бесконечно родным. И сами они — эта плоть от плоти его, — как крохотные степные птицы.

В годину смуты и разврата Не осудите, братья, брата.

Молодое счастье всегда незряче…

Встает же хлеб, потравленный скотом. От росы, от солнца поднимается втолоченный в землю стебель; сначала гнется, как человек, надорвавшийся непосильной тяжестью, потом прямится, поднимает голову, и так же светит ему день, и тот же качает ветер…

На войне не без урону

В жизни не бывает так, чтобы всем равно жилось.

Мне весело и хорошо оттого, что день, подсиненный безоблачным небом, тоже весел и хорошо; оттого, что на душе вот такой же синий покой и чистота. Мне радостно, и больше я ничего не хочу. – Дарья Дмитриевна

Какой бы святой ни был, а все одно посля смерти, по закону естества, должно и него вонять, как из обчественного нужника

Жизнь заставит разобраться, и не только заставит, но и силком толкнет на какую-нибудь сторону. – Ефимов Изварин

Выметываясь из русла, разбивается жизнь на множество рукавов. Трудно предопределить, по какому устремит она свой вероломный и лукавый ход. Там, где нынче мельчает жизнь, как речка на перекате, мельчает настолько, что видно поганенькую ее россыпь, – завтра идет она полноводная, богатая…

 

Дорога-то у нас одна, да едут все по-разному… – Григорий Мелехов

В ладной фигуре ее и в лице была та гаснущая, ущербная красота, которой неярко светится женщина, прожившая тридцатую осень. Но в насмешливых холодноватых глазах, в движениях она еще хранила нерастраченный запас молодости. Лицо ее с мягкими, привлекательными в своей неправильности чертами было, пожалуй, самое заурядное. Лишь один контраст резко бросался в глаза: тонкие смугло красные растрескавшиеся, жаркие губы. Она охотно смеялась, но в улыбке ее сквозило что-то заученное.

Отрезанную краюху не прилепишь

Бабы и потерявшие девичий цвет девки шли через руки Григория, деля с ним короткую любовь

Падко бабье сердце на жалость, на ласку.

Любил он ее тяжкой, ненавидящей любовью.

Побеждает только тот, кто твердо знает, за что он сражается, и верит в свое дело.

За кусок хлеба, за делянку земли, за право на жизнь всегда боролись люди и будут бороться, пока светит им солнце, пока теплая сочится по жилам кровь

Мы, в сущности, пешки на шахматном поле, а пешки ведь не знают, куда пошлёт их рука игрока.

Дуняшка – отцова слабость – длиннорукий, большеглазый подросток, да Петрова жена Дарья с малым дитем – вот и вся мелеховская семья.

Она меня истощает. Я опустошен физически и напоминаю голый подсолнечный стебель. Это не баба, а огонь с дымом.

Ежли пан плох, то из хама пан во сто раз хуже

Каждый дурак по-своему с ума сходит.

 

Так необычайна и явна была сумасшедшая их связь, так исступленно горели они одним бесстыдным полымем, людей не совестясь и не таясь, худея и чернея в лицах на глазах у соседей, что теперь на них при встречах почему-то стыдились люди смотреть.

В сущности, человеку надо очень немного, чтобы он был счастлив.

Воли больше не надо, а то на улицах будут друг дружку резать. Атаманов сами выбирали, а теперь сажают

Так и с Аксиньей: на вызревшее в золотом цветенье чувство наступил Гришка тяжелым сыромятным чириком. Испепелил, испоганил – и все.

На развилках, попросту говоря, ниже мотни, безнадежно порвались брюки, репнули; как переспелый задонский арбуз. Надежда на то, что шов будет держаться, — призрачна. С таким же успехом можно сшить и арбуз.

Я без оружия, как баба с задратым подолом, – голый

Одно лишь решила накрепко: Гришку отнять у всех, залить любовью, владеть им, как раньше.

Пишу и сам собой восторгаюсь: до чего ярко сочетались во мне все лучшие чувства лучших людей нашей эпохи. Тут вам и нежно-пылкая страсть, и «глас рассудка твердый». Винегрет добродетелей помимо остальных достоинств.

Раньше, хотя бы в эпоху Наполеона, добро было воевать! Сошлись две армии, цокнулись, разошлись. Ни тебе фронтов, ни сиденья в окопах

По артериям страны, по железным путям к западной границе гонит взбаламученная Россия серошинельную кровь…

На чёрном фоне оттаявшей земли, всегда заманчивей и ярче белеет оставшийся кусочек снега.

Нехай Россия – сама по себе, мы – сами по себе

 

Отравленная бабьим неусыпным горем, разматывалась пряжа дней.

— Ты чего же — большевик?
— Прозвище тут ни при чем… — насмешливо и протяжно ответил Лагутин. — Дело не в прозвище, а в правде. Народу правда нужна, а ее все хоронют, закапывают. Гутарют, что она давно уж покойница. – Листницкий, Лагутин

Грабеж на войне всегда был для казаков важнейшей движущей силой

Не лазоревым алым цветом, а собачьей бесилой, дурнопьяном придорожным цветет поздняя бабья любовь.

Вдруг услышал окающую русскую речь на жесткое “г”

А было так: столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались, нравственно искалеченные.

А то ить мы, знаешь, как? Пока под сердце не кольнет — ходим и округ себя ничего не видим… – Дарья Дмитриевна

Люди, нюхавшие запах пороха, ослепленные и оглушенные происходившим, жили стремительно и жадно, одним нынешним днем

Избавь, Боже, от друзей, а с врагами мы сами управимся.

Жил и все испытал я за отжитое время. Баб и девок перелюбил, на хороших конях… эх!… потоптал степя, отцовством радовался и людей убивал, сам на смерть ходил, на синее небо красовался. Что же новое покажет мне жизнь? Нету нового! Можно и помереть. Не страшно. И в войну можно играть без риску, как богатому. Невелик проигрыш! – Григорий Мелехов

Что с возу упало, то пропало

Вы можете предложить мне любой флаг – кроме красного, любой герб – кроме еврейской пятиконечной звезды или иного масонского знака, и любой гимн – кроме “Интернационала”

Две младшие Натальины сестренки: Маришка – подросток лет двенадцати, и Грипка – восьмилетняя пройдоха и баловница – с нетерпением ожидали дня свадьбы.

Так необычайна и явна была сумасшедшая их связь, так исступлённо горели они бесстыдным полымем, людей не совестясь и не таясь, худея и чернея в лицах на глазах у соседей, что теперь на них при встречах почему-то стыдились люди смотреть.

Щи с бараниной сменила лапша, потом — вареная баранина, курятина, холодец из бараньих ножек, жареная картошка, пшенная с коровьим маслом каша, кулага, блинцы с каймаком, соленый арбуз

Григорий с внезапным чувством острой жалости глядел на мертвый комочек, лежавший у него на ладони.

Ямщик обернул к нему веселое лицо с беспечно вздернутым носом, который, казалось, только для того и пристроился между румяных щек, чтобы смотреться в рюмку.

Вонючая Русь у нас не должна править

Аксинья привязалась к мужу после рождения ребенка, но не было у нее к нему чувства, была горькая бабья жалость да привычка. Ребенок умер, не дожив до года.

Что ж, стара, видно, стала Аксинья… станет ли женщина смолоду плакать оттого, что за сердце схватит случайное воспоминание?

Помните одно: хочешь живым быть, из смертного боя целым выйтить – надо человечью правду блюсть.

… по приметам, сваты, укравшие у невесты веник, не получат отказа.

Вот вы, ученые люди, всегда так… Скидок наделаете, как зайцы на снегу! Я, брат, чую, что тут ты неправильно гутаришь, а вот припереть тебя не умею… – Григорий Мелехов

Над хутором оранжевым абрикосом вызревало солнце

Хмурясь, Григорий целовал пресные губы жены, водил по сторонам затравленным взглядом.

Мы слышим звуки одобренья не в сладком рокоте хвалы, а в диких криках озлобленья. – Кривошлыков

Горько и обидно, что какие-то слизняки правят страной. Безволие, слабохарактерность, неумение, нерешительность, зачастую простая подлость — вот что руководит действиями этого, с позволения сказать, «правительства». – Лавр Георгиевич Корнилов

С ужасом Григорий сознавал, что умный и злой украинец постепенно, неуклонно разрушает все его прежние понятия о царе, родине, о его казачьем воинском долге.

Приятно будет видеть, как все пойдет прахом

Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца.

Удивительно! Как только в бой, так у вас открываются старые раны. – прапорщик Беликов

Жена не медведь, в лес не уйдет

Аксинью выдали за Степана семнадцати лет. Взяли ее с хутора Дубровки, с той стороны Дона, с песков.

Какими неумелыми казались большие черные руки отца, обнимавшие детишек. И до чего же чужим в этой мирной обстановке выглядел он — всадник, на сутки покинувший коня, насквозь пропитанный едким духом солдатчины и конского пота.

В ограде парни щупали повизгивавших тихонько девок, целовались, вполголоса рассказывали похабные истории

Выметываясь из русла, разбивается жизнь на множество рукавов. Трудно предопределить, по какому устремит она свой вероломный и лукавый ход. Там, где нынче мельчает жизнь, как речка на перекате, мельчает настолько, что видно поганенькую ее россыпь, – завтра идет она полноводная, богатая

По Дону, по Кубани, по Тереку, по Уралу, по Уссури, по казачьим землям от грани до грани, от станичного юрта до другого, черной паутиной раскинулись с того дня нити большого заговора.

Я говорю об Англии с такой же завистью, с какой говорит уличный мальчишка, имеющий мать-потаскуху с проломленным носом, о приличной барыне — матери своего случайного друга-барчука.

Не выношу, когда не вижу противника. Это гадкое чувство равносильно страху. Тебя разят на расстоянии несколько верст, а ты едешь на коне, как дудак по степи под охотничьим прицелом

Несладко бывало и украинцам, привозившим к Дону на Парамоновскую ссыпку пшеницу. Тут драки начинались безо всякой причины, просто потому, что «хохол», а раз «хохол» – надо бить.

Нечуткая Анна Ивановна не пыталась проникать в тайники детских душ, не до этого было за большим хозяйством, – оттого и выросли брат с сестрой чуждые друг другу, разные по характерам, не похожие на родных.